Рыцари черешневого цветка - Страница 16


К оглавлению

16

— Тикуш! — в конце концов позвал Дан. — Тебе еще нужны сказки?

Маленький сорванец, который как раз считал — сколько волосинок в усах у собаки, услышал обращение Дана только с третьего раза.

— Ты это мне? — безразлично спросил он.

— А разве здесь еще кого-то так зовут?

— А когда ты говоришь: «Мама родная!», то непременно обращаешься к маме? — быстро, не раздумывая, ответил Тик.

Дан даже рот разинул так же, впрочем, как и остальные. Итак, Тик слышал совершенно все, что здесь говорилось. Надо спасать то, что еще можно было спасти.

— Тикуш! — обрадовано воскликнул Дан. — Я нашел для тебя сказку!

— Ты думаешь, я не догадался? — ответил малыш.

— Нет, я серьезно. Я знаю, от кого ты можешь услышать настоящую сказку.

— Оставь, ведь я понимаю, куда ты хочешь меня спровадить, — отказал Тик.

— Честное слово, Тикуш, — настаивал на своем Дан. — Ты спрашивал деда Тимофте? Это же лучший сказочник на весь город, а может, и на весь мир.

Взъерошенный мальчуган непроизвольно хлопнул себя по лбу. Если по правде, то этот жест был наполовину искренен. Так как же это он не подумал про деда Тимофте, и ясно, что Дан ничего не выдумывает. Правда и то, что больше он не сможет следить за черешарами, оставаясь незамеченным. Итак, снова надо менять зайцев, но уже в последний раз… — решил он… — до завтра, до утра. С этой мыслью Тик тронулся к воротам, но перед этим бросил несколько словечек Дану:

— Ты не думай, словно я иду просто так, мама родная. Чего смеешься? Чтобы ты знал, дед Тимофте более интересен, чем вы все вместе! Бррр!

Но и на этот раз ворота отворились раньше, чем Тик притронулся к ним. Именно в тот момент, когда он потянулся к ручке, ворота подались вбок. Тик отступил на несколько шагов и начал рассматривать небо. Мимо него прошли Ионел и Лучия, или лучше сказать, проплыли какие-то исполинские пакеты, под которыми были Ионел и Лучия. А поскольку Тик был практичным ребенком… на этот раз он в самом деле вышел через ворота, даже не глянув ни на кого и уголком глаз.

3

В конце концов, черешары собрались все. Вблизи не было ни единого шпиона, ни одного незваного гостя, который мог бы раскрыть их тайны. Правда, Цомби бегал вокруг них, но вел себя так умно, так угодливое и невинно, что даже Лучия, самая подозрительная и осторожная из них, только изредка посматривала на него. Единственный, кто остерегался пса, — Ионел, но не потому, что тот мог понять слова, а просто боялся за свои икры.

Загвоздка с лодкой, которой нельзя было нигде раздобыть, огорчила черешар и дальше доставляла им хлопоты, но на омраченном небе их забот появился светлый оазис, когда прибыли Лучия и Ионел — оба веселые, настоящие вестники доброго расположения духа. Вид у Лучии был такой ясный, что показался Дану похожим на ангельский. И парень подумал, что никогда до сих пор не видел ее более красивой. Ионел же загордился, словно индюк, и готов был наследовать даже походку этой птицы, если бы не ощущал вблизи Цомби. Он смотрел на друзей с такой высоты, куда не долетали даже отважнейшие космонавты — Полярная звезда, да и только.

Веселость обоих черешар — просветленность Лучии и прыжки к звездам Ионела — не были беспричинными. Правду говоря, героем дня стал Ионел, хотя Мария упрямо придерживалась того мнения, что «у Лучии точь-в-точь такие же права на славу». Обоим ученикам удалось после почти трех месяцев попыток, неудач и успехов, после пролитого «большого количества неученического пота», как смеялся Дан, сделать два радиоаппарата — простые, переносные, для передач на короткие расстояния, чрезвычайно необходимые для экспедиции. Но их намерения так и могли бы остаться добрыми намерениями, если бы дети не нашли себе горячего и великодушного приверженца в лице деда Тимофте. Хотя, честно говоря, старый сторож немного недолюбливал Ионела, однако не упускал любой возможности помочь черешарам: десятки раз отворял им дверь физической лаборатории, всегда наводил порядок после них, а главное — приносил обоим конструкторам всякие нужные им инструменты и материалы со складов лицея.

Очарованные его добротой, черешары решили сделать ему подарок. Старик пронюхал что-то и несколькими точными вопросами выведал у Урсу об их намерениях. Напрасно сейчас здесь описывать печаль и горечь деда Тимофте. Так как в глубине души он даже чувствовал себя оскорбленным. Ходил хмурый, даже в конце концов одним вечером, когда уже смеркалось, собрал всех черешар в школьном саду и внезапно начал:

— У меня нет детей, внуки мои разлетелись по всей стране, и я потерял их следы. Единственная радость для меня — это вы и такие, как вы. Вы даже не можете себе вообразить, как мне становится радостно на сердце, когда я вижу школьников, которые своевременно поняли, что для человека обучения очень важно. Как я говорю, отсюда начинается богатство страны и богатство мира… Мне часто приходилось встречать таких учеников, и они для меня — словно родные дети. Как я могу это ощущать? Здесь словами не скажешь, и они и не имеют значения. Но у меня в шкафу очень много писем от учеников. Когда я узнаю, что кто-то из них стал большим человеком, то радуюсь так, как радуется, наверное, отец, прослышав о добрых делах своего сына. Мои слова могут показаться хвастовством, но не проходит года, чтобы меня не приходили проведать уважаемые люди. Я не говорю, что они приходят только ради меня. Они приходят в школу повидать учителей, посетить места детства, но ни один из них до сих пор не забыл посетить и меня, побыть немного в моей будке, походить вместе со мной по школьному двору и саду… Вот такая часть моей жизни, самая святая часть… Хоть бы сколько золота мне не давали, я не взял бы его в обмен на свою радость. Будьте здоровы и не забывайте деда Тимофте. Больше мне ничего не надо. Может… кто знает, доживу я до того времени, когда и вы станете славными людьми. Дед Тимофте будет уже совсем старый, но он будет помнить имя каждого, и ему будет радостно, когда вы проведаете его и пройдете вместе с ним двором школы, а он напомнит вам все шалости, которые вы вытворяли в школьные годы…

16