Рыцари черешневого цветка - Страница 18


К оглавлению

18

Все черешары даже глаза вытаращили. Дан так хлопнул себя по лбу, что хлопок прокатился по всему двору. Тик не удержался от любопытства и выглянул из бочки. К счастью, его никто не увидел.

— Петрекеску! — закричал Дан. — Святой Петрекеску! Святая надувная лодка Петрекеску! Санта Лучия!.. Как же это тебе самому не пришло в голову, не святой Дан!.. Мама родная, что это за лодка!.. Легкая, словно снежинка, и вместительная, словно автобус!

Ну, кто не знал лодки Петрекеску?! Кто не восхищался ей?! Петрекеску нашел её несколько лет тому назад во время одного из своих охотничьих странствий. Лодку кто-то запрятал в покинутой хибаре во время войны да и забыл её там. Лодка в самом деле святая, как говорил Дан, то есть это именно то, что надо было черешарам для их загадочной экспедиции.

— Неужели Петрекеску даст нам её? — послышался несмелый голос Урсу. — Все люди говорят, что охотник немного того…

В самом деле, весь город подозревал, что Петрекеску немного не в себе; никто не знал, когда он трепался, а когда он говорил серьезно. Кроме того, его прозывали «сухой по-черному», что языком здешних людей означало — невероятно скупой. Это его несчастье и сумасшествие, — следствие войны. Петрекеску был кадровым офицером, но осколок мины, пробив ему череп, остановил воинскую карьеру. Мужчина перепробовал много профессий, но все напрасно, пока не стал заготовителем в кооперативе. Он беззаботно бродил селами и по нехоженым местам, и все знали, что настоящее его занятие — охота. Немало было тех, кто считал, что такого охотника, как он, нет во всей округе. Никогда, твердили эти люди, он, стреляя, не промазал.

— Неужели он даст нам лодку? — снова тихо, словно сам себя, спросил Урсу.

— А почему бы ему не дать? — вспыхнул Дан. — Мы все пойдем к нему… Мама родная, вы знаете как?.. Мы оденемся в блузки и белые рубашки, синие юбки и штаны, черные носки и туфли. В униформе, выстроенные в две шеренги. Мы его обставим, ты и мигнуть не успеешь. А если он будет капризничать и будет отпираться… я введу в бой все резервы, а надо будет — подключим и Тика…

Тик в бочке показал длинный язык и еще даже махнул локтем в сторону Дана. Но старший черешар этого не знал, только поведение Цомби, который угрожающе глянул на него, одно ухо оттопырив, а второе прижав, один клык выставив, а второй спрятав, показалась ему немного странным.

— Что с тобой, псина?.. Ну-ка, прочь отсюда… Слышишь?

Цомби сразу пригнул и второе ухо, показал второй клык, но какой-то шорох, который не смогло бы уловить ни одно другое ухо, мигом изменил его мысли и намерения. Пес тихонько потащился к бочке, однако Дан расценил это удивительное отступление как выполнение его собственного приказа.

— Благодарю вас за идею, — сказала с ледяной улыбкой Лучия. — Думаю, настала в конце концов пора перейти к радиоаппаратам.

Черешары неожиданно открыли для себя, что у них есть и вторая радость или, точнее, две радости: лодка и рации.

Ионел, оказавшись на этот раз в своей тарелке, быстро предложил мастерский план испытания аппаратов.

Сколько времени, с каким волнением ждали черешары этого величественного момента! Они разделились на две группы, взяв по аппарату. Одна группа должна была остаться здесь, возле стола перед крыльцом, вторая — пройти два с половиной километра через сад, который своими сливами простирался до Кладбищенского холма, потом через виноградник, который углублялся в перелесок, и уже там, возле перелеска, около опознавательного знака — могилы в форме шапки — нужно было остановиться. Времени выделялось маловато: полчаса — дорога к могиле, десять минут — подготовка аппаратов, десять минут — обмен передачами, то есть проверка, десять минут — пауза, полчаса — на обратный путь. Всего — полторы часа. Группа на крыльце — Ионел, Мария и Дан. Вторая — Лучия, Виктор и Урсу.

5

Для тех, кто остался во дворе, самые неторопливые полчаса достались… Тику. Малышу удалось после мучительных усилий вытолкать втулку из бочки. Он даже кожу содрал на пальцах, и когда наконец присмотрелся к дырочке, то увидел массу интересного.

Только стол и аппарат, который, бесспорно, стоял на нем, не попали в поле его зрения. Если бы в кадке не было дна, малыш быстро придумал бы, как увидеть стол, но в том положении, в котором оказался Тик, оставалось делать только одно, чтобы полюбоваться на то диво перед крыльцом: время от времени он приподнимал немного голову из кадки. Правда, это было весьма рискованно, учитывая недоразумение между Ионелом и Цомби. Пес лежал неподвижно, положив голову на лапы, посредине между кадкой и крыльцом. Ионел, постоянно ощущая угрозу, следил уголком глаз за каждым движением собаки.

А время тянулось так медленно, что Тик готов был грызть заклепки в кадке.

Но и черешары на крыльце не чувствовали себя комфортно, их тоже пробирала дрожь, хотя они и не стояли ногами в воде, как дотошный малыш. Ожидание убивало их, и они, наверное, чувствовали себя еще хуже, чем узник в кадке.

В конце концов Ионел взглянул на часы:

— Прошло тридцать пять минут… У-у-ух! Как тяжело…

Мария на секунду забыла о всех своих ссорах с Ионелом. Она, охваченная каким-то вдохновением, подошла к нему и горячо следила, затаив дыхание, за каждым его движением. Юный физик еще раз взглянул на часы, глубоко вздохнул и начал передавать сигналы. Ключ ритмично двигался с каждым касанием пальцев. Выстукивание — то сильнее, то слабее — слышалось ясно, сигналы повторялись, повторялись, повторялись… с паузами между ними, с паузами для ответа, но… ответа не было.

18